Впервые в русском уголовном праве присвоение как самостоятельное преступление упоминается в Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г. Однако, уголовное законодательство вплоть до 1947 г. не признавало присвоение и растрату формами хищения имущества. Законодательные акты до названного Указа позволяли вследствие их неопределенности, нечеткости и неоднозначности решать данный вопрос как в пользу признания присвоения и растраты формами хищения, так и против этого.
Действующее уголовное законодательство признает присвоение и растрату вверенного имущества формами хищения чужого имущества. При этом имущество может считаться вверенным виновному, если: 1) лицо наделено определенными правомочиями в отношении имущества; 2) виновное лицо использует свои правомочия в отношении имущества для его присвоения или растраты, т.е. злоупотребляет оказанным ему доверием со стороны собственника (владельца) имущества.[1]
Под присвоением необходимо понимать незаконное безвозмездное обращение вверенного имущества в свою пользу путем его обособления от остального вверенного имущества и удержания у себя. Растрата — самостоятельная форма хищения, при которой имущество, вверенное виновному для осуществления определенных правомочий, незаконно и безвозмездно истрачивается, потребляется, отчуждается либо передается третьим лицам.
Субъектом присвоения или растраты необходимо считать не только лицо, которому вверено имущество, но также лицо, которому имущество непосредственно не вверено, но находится в его ведении. Для этого было бы целесообразно диспозицию ч. 1 ст. 160 УК РФ после слов «вверенного виновному» дополнить словами: «или находящегося в его ведении».
Поскольку субъект рассматриваемого преступления — специальный, это порождает проблему квалификации присвоения или растраты, совершенных совместно несколькими лицами, лишь одно из которых обладает признаками специального субъекта. Существующие подходы к квалификации подобных случаев, указанные в ст. 34 УК, позволяют лицам, фактически совершившим групповое присвоение или растрату, представляющую повышенную общественную опасность, по сравнению с совершением преступного деяния одним лицом, избегнуть более суровой уголовной ответственности.[2]
Для решения данной проблемы можно было бы внести соответствующие дополнения в квалифицирующие признаки тех составов преступлений, которые предусматривают наличие специального субъекта (исполнителя), либо изменить положения Общей части УК РФ, касающиеся понятия, признаков и ответственности соучастников преступления.
Под использованием лицом служебного положения при совершении присвоения или растраты необходимо понимать выполнение им своей служебной деятельности. Однако, если исходить из такого понимания рассматриваемого квалифицирующего признака, то, практически исключается применение ч. 1 ст. 160 УК, поскольку любое лицо, которому имущество вверено в связи с исполнением обязанностей, осуществляет служебную деятельность. Следовательно, признак «использование служебного положения» подвергается ограничительному толкованию, под ним понимаются действия должностных лиц и лиц, выполняющих организационно-распорядительные или административно-хозяйственные обязанности в коммерческих и иных организациях. Для того, чтобы не искажать смысловое значение признака «использование служебного положения», представляется необходимым его уточнить применительно ко всем статьям УК, где он указан в качестве квалифицирующего обстоятельства. Степень общественной опасности существенно повышается при совершении преступлений лицами, которые используют свои властные или управленческие функции.
Поэтому в ч. 3 ст. 160 УК данный квалифицирующий признак можно определить как «с использованием своего служебного положения должностным лицом или лицом, выполняющим управленческие функции в коммерческой и иной организации».
Литература:
- Голик Ю.В. Материальная ответственность в разрезе уголовного закона //Уголовное право. 2009. № 3. — С.21-25.
- Давыдова Е.В. Хищение в уголовном праве: Автореф. дис.... канд. юрид. наук. — Ставрополь: Изд. СГУ, 2009. — 49с.