В период становления пенитенциарной системы Царской России определяющим критерием и фактором закрепления и толкования оценочных категорий в законодательстве являлась религии. Примечательно, что некоторые из существующих ныне в уголовно-исполнительном праве оценочных категорий, хотя и в иной форме, возникли еще при Екатерине II. При Александре I закрепляется оценочная категория «общественно полезный труд». В конце XIX века появляется такая категория, как «исключительные обстоятельства».

Наибольшее распространение оценочные категории получили в период становления Советского государства, развиваясь на различных этапах кодификации. Они несли в основном классово-политический оттенок. Часть оценочных категорий в ИТК РСФСР 1924 г. появились с целью описания «классово-враждебных» преступников, например, «неустойчивые элементы общества» (ст. 2), «худшие и наиболее опасные заключенные» (ст. 8), «достаточное исправление» (ст. 16), «особо опасные лица для Республики» (ст. 47), «развращающе влияющие» (ст. 113) и т.д. Другая характеризовала дальнейшую жизнь осужденных после освобождения (к примеру, «трудовая жизнь» (ст. 111), «особое усердие» (ст. 199).

Автор приходит к выводу о том, что практически все те оценочные категории, которые используются ныне в современном уголовно-исполнительном праве, впервые были закреплены в «Положении об исправительно-трудовых лагерях и колониях МВД СССР» 1954 г.

В то же время в последующий период должной системной разработки проблема оценочных категорий в науке не получила. Не сложилось и общепризнанного их понятия, в результате чего практически все неопределенные, абстрактные, неясные и расплывчатые понятия в законе стали причислять к оценочным.

Сравнительный анализ различных вариантов проектов Уголовно-исполнительного кодекса, предлагавшиеся в период подготовки кодификации 1990-х годов, позволил автору сделать вывод, что большинство оценочных категорий, использовавшихся в ИТК РСФСР 1970 года, встречаются практически во всех предлагавшихся законопроектах в неизменном виде. Тем не менее, они в большей степени стали носить общечеловеческий смысл. Усилилась роль международного фактора, фактора связи правовых норм с нормами морали.[1]

В отличие от достаточно актуального и формализованного уголовно-исполнительного закона в Российской Федерации международные акты в сфере исполнения наказаний гораздо чаще используют оценочные категории. Это вполне объяснимо с позиции обеспечения гибкости международно-правовых норм.

Однако сугубо формальное воспроизведение этих категорий не даст должного эффекта, так как наличие оценочных категорий в международных актах и судебных прецедентах предполагает несколько иной уровень правовой культуры правоприменителя.

В третьем параграфе «Оценочные категории в зарубежном уголовно-исполнительном законодательстве и практике его применения» магистрантом определяются характерные черты пенитенциарного законодательства зарубежных стран через призму содержания в них оценочных категорий.

В частности, обращено внимание на то, что Уголовно-исполнительный кодекс Республики Казахстан 2014 г. конкретизирует ряд оценочных категорий (см., например, ст. 3 УИК РК). Уголовно-исполнительное законодательство Узбекистана дает определение категории «антиобщественный образ жизни», которого нет в УИК РФ.[2]

В контексте рассматриваемых проблем подробно анализируется пенитенциарное законодательство Великобритании, Германии, Португалии, США, Франции, Японии.

В силу того, что оценочные категории в уголовно-исполнительных нормах обеспечивают правовому регулированию данной отрасли необходимую гибкость, они достаточно широко используются за рубежом. Кроме того, оценочных категорий значительно больше в странах англосаксонской системы, так как в этих странах сравнительно велика роль суда и в целом — прецедентного права.

Литература:

  1. Антонян А. Г. Некоторые проблемы использования оценочных понятий в конструировании норм уголовно-исполнительного права // Вестник Томского государственного университета. Право. — 2012. —  1 (3). — С. 13–16.
  2. Антонян А. Г. Оценочные понятия в решениях Европейского суда по правам человека в сфере уголовно-исполнительной юрисдикции // Вестник Томского государственного университета. Право. — 2012. —  1 (3). — С. 17–20.